II
Утиный курлыкающий кряк, под лодкою всё стебли, весло сколзит ребром по-над льдом.
Старик не сильно был не прав, похоже всё на то, куда он советовал ставить засидку - только вода не дошла. Над озером всподнялась стая утиных пар - сорок две птицы.
Славно.
Идём к бору, чтобы выйти из озера в протоку, да осоковые кусты, островами затягивающие всё, её скрыли.
Остаётся булить воду в обратной дороге, щурится на янтарящийся пласт вспыхивающего льда, да еще слушать, как он дерёт по дну.
Впрочем, стылый ясный воздух и вид дымящейся облаками нежной сферы всё вознаграждает.
Смотрю, в одной стороне, на девятый час от солнца третьего с половиной часа, ветер растаскивает в небе другой дым. Что-то обильно кормит огонь.
Не пожар, надеюсь.
А впрочем, пора возвращения с таким тёплым солнцем приятна.
III
Тёмный густой облачный сумрак - и вдпуг из-под него, сперва рогами, а затем горящей чашею, монетой - уходит в туманные нижние облака оно - Как чудно, что солнце показало не один блик, и не всё пылая село - а вышло из тучи и упало в другую....и дымятся в пожаре сизо-рыжие кручи...
Как бы горел ответный огонёк на яснозарном кресте и луковке или на кровле стрелы-звонницы.
На месте обрушившегося солнца потярнулись пожарные ленты, но вдруг они и сизый дым разошлись, явив как бы лагуну нежного, чуть в дымке голубого неба, переходящего в сиреневую подымку, всю окруженную жёлто освеченную лиловую долину, и тонкие серебристые пушинки облаков точно деревьями обрамляли водное зерцало... И схлынулись уже тяжёлые облака, сдвинулась линза туч, и из последнего глазка мрачно горит раскалённый зрак. Вот-вот зажмут его тяжёлые веки, и сумерки потянут вечер.
А то, что было бы первой частью, я так и рассказал ему, а когда рассказываю, то не записываю.