Один из тех вечеров, какие зовутся в душе "зелёными" за что-то, а ведь синевы в воздухе больше.
Всегда привкус бензина на языке от запаха.
Пустой уже вызывал беспокойство. За его маску и гонорар сражались безрезультатно, были погибшие, и вовсе не хотелсь поощрать к самопожертвованию отряд.
Шесть шинигами (в сговоре участвовали восемь), бросили позиции, чтобы сообща посечь чудище, ушли почти полным составом, вшестером.
Верхушки деревьев, рассыпающиеся косматыми веерами, стекающие вниз и врастающие в почву, соединяющиеся ветвями. Сон мог бы превратить их в чудовище, а он, пустая душа, сделал это с собой. Его время было зима и начало весны, иногда поздняя осень. Его было не назвать пауком, но последний образ был - десятки кривых ног-стволов и сонм, сонм ветвей-ловчих органов. Маска путалась где-то, не то в "дупле", не то якобы изображала пластиковый пакет.
Ещё одно, он молчал. Чувствовался, засекался локатором, но умел отводить импульсы в сторону от себя.
"Ибара", а её прозвали по имени меча, счиала, что они с ней друг друга стоят - оба изращивали леса игл. Но она едва-едва перестала считаться новобранцем, ещё не смела нарушать своих расписаний и едва ли справилась бы.
То же считали и о лейтенанте: добро, масса ветвей и сволов не выдердит самоё себя и... И будет истыканно-погребённый господин Кира.
Это им не нравилось.
Вспоминали очень тихо капитана, считая, что гора веточек и щепочек уже не может считаться мостром и должна рассыпаться в пепел.
В начало весны пустой был всеобщим любимцем. На нём оттачивали умозрительные тактики и стратегии. И чуть пугали ужастиками в духе: ты идёшь в патруле под деревьями и вдруг.... Клац! И всё.
На хурму и то стали смотреть подозрительно. Хотя монстр, утыканный хурмой, выглядел бы убийственно плачевно.
Стенали: если бы его подвергли Хогиоку, о плач! У него не осталось бы веток, и спортивный интерес угас бы втуне.
Но вот не так давно он выполз снова, и по всему со счастьем Хогиоку древовидное создание не ознакомилось.
Шинигами наточили мечи и зубы и приготовились к гонорарам и повышениям. Ибо плох шинигами, который не строит из масок свою лестницу к Генеральскому креслу (Третий не в счёт, официально каждая маска была символом ступкньки... К безысходности? Неофициально же - точили катаны аж с двух сторон. Будто бы).
***
Эдаборо покачивался ветвями под ветром. Возможно ли, чтобы холод, продувающий скрытую где-то дыру, утешал боль и голод? Взвывал иногда и ему о чём-то?
Люди боялись ночи и деревьев, оставшихся с холодом и дышащим воздухом.
Шинигами шёл, зевая и таращась в экранчик аппарата.
Эдаборо ждал. Тончайшая ветвь опутывала пустого, и шинигами купится.
Ветер хлестнул зло.
Шинигами улыбнулся кровожадно и рука ласкающе легла на рукоять.
....