Всё же странно. Отчего Катэн и близнецы так возмутились, услышав, что хозяева предпочитают чувствовать занпакто в ножнах? Вообще в мечах?
У меня то же мнение, но Вабиске не спорил.

...
Может быть, дело в том, что правила разрешают раскрытие шикая далеко не везде, нередко регламентируют само ношение занпакто, и возвращение в рамки пользования тяготит мечи?
Мне показалось, мечи не склонны образать внимания на многое вокруг. Как если бы внимание тяготело к хозяину.
И это тогда, когда они вне клинка?
Я удивляюсь? Души, но другие.

---

Прощальное воскресенье перед Чистым понедельником.
Новый год китайцев.
День центрального связанного органа.

Лейтенанта Сасакибе я загрузил? Чайник стаффордширской керамики подарил? Всё?

Иэ, Кира.

Почему я беспокойный? Иэ, неважно, Кира.

Темнота, да меч, да всё.

*
Правда ли, что от меня многие хотят чего-то? Иэ. В любом случае... не важно.

*
Тревожный ли признак? Нет. Это не уныние даже, если бы и было оно, то его я не прогоняю. Бывает, иногда слушаешь разные истории. Грустные тоже.

Поэтому я люблю консо. Эти короткие секунды, печать "жизнь-смерть", нерасказанные истории. И? Возвращаясь, я люблю жаровни больше, чем консо. Засыпая, люблю футон больше жаровен. Сейчас... хорошее сейчас.

---

Проснулся с длинным рядом ромбов на щеке, в обрывках хорошего долгого сна.

---

Неудачный день.
III

Заметно было, что лейтенант и в гигае произвёл впечатление сценой. Шинигами, еще скованные столь неожиданным появлением, поспешили выйти. Возникла заминка, поскольку они успели позабыть, нужно ли платить сейчас, или Ренджи это уже сделал. Когда яркий свет неона и блеск стёкол остался позади, а они встретили влажную черноту ночи и огни стремительно проносящихся машин, всем полегчало. Даже Кира прояснёл, хотя изображал из себя сомнамбулу.
Прошли несколько шагов, свернули в проулок, и Хинамори попыталась вызвать бабочку. Ренджи опустил руку ей на запястье, опуская, а Киру от этого жеста передернуло и он вновь, щурясь, повел рукой по шее.
- Гигай, - сказал Ренджи. – Их нужно вернуть, не забыла?
- А… а, гигай, да.
Вдруг оба посмотрели на Киру, который стоял, опустив голову, и просто чего-то ждал.
- М. – Сказал Ренджи. – Кира… Ты нас не убьёшь, конечно… Если…
- Нет, - быстро сказала Момо и взяла обоих за рукава. – Не здесь… не здесь, там.
- Что? – Переспросил Кира, поняв, что Момо их опять уже куда-то тащит. – Вы что-то сказали?
- Гигай.
- А. ...Нет, ещё что-то?
Ренджи остановился, и, несмотря на попытки повисшей на рукаве Момо удержать его, проговорил ясно и чётко.
- Твой меч. Он заложен. Для получения суммы на это мороженое.
Изуру смолчал. Он потерянно посмотрел на асфальт под ногами, потом поднял взгляд, но так и не довел его до друга.
- Мой…
- Да, Кира.
Момо пискнула возмущённо, попыталась было что-то сказать, но Кира остановил её, приподняв кисть. В его молчании было что-то жуткое, и оба скоро почувствовали, как тяжелеет воздух. Он сделал было шаг в сторону, но вдруг повернулся, шагнул к рослому другу вплотную. Тёмная сила наливалась и переливалась кругом него. Кира, видно, был уже утомлён, но пальцы, стиснувшие горло Ренджи, побелели, и бровь у того дёрнулась.
- Кира… - прошептала Момо неуверенно.
- Я думал, - проговорил Изуру вяло, - что это единственное, за что я убью. Этой вот рукой, бакудо номер тридцать один и под рёбра. Потому что я не могу и не смогу простить такого даже другу. Но… едва я представлю, как глупо это, должно быть, звучит… - его рука упала почти безвольно.
- Кира… Ренджи! Вот что ты стоишь!? Это всё неправда, вот, слышишь? Ренджи, скажи ему! Ты сам виноват в этой глупой затее, я даже не знаю, как она пришла тебе в голову… Кира, ну Кира, ну неправда это…
- Ну я пошутил. Просто… ну да ты, видно, совсем уставший, и…
- Не трудитесь лгать. Я помню, как ты, Ренджи, возвращался. Я знал. Я предполагал, что сегодня всё будет так. И, наконец, для мороженого нужны были деньги, верно?
Улыбка совершенно исказила его лицо, так что все разуверения сами собой замирали на языках, а протянутые, было, руки опускались.
- К-кира… ты неверно… неправильно всё понял, - начал было Ренджи, но Кира ожёг таким взглядом, что и Абарай и Хинамори стали держаться на расстоянии от него.
- Что? – Спросил Кира через некоторое время, улыбаясь всё той же несколько жутко улыбкой.
- Ничего, - буркнул Ренджи. – Идти с тобой тяжело, вот что. Шуток не понимаешь.
Хинамори вздохнула и утёрла пот со лба. Вообще-то это была правда. Изуру будто придавить их собирался, как молчаливая гроза.

***

Вот уже множество минут троица взирала на закрытый магазинчик. Изуру сидел на каком-то ящике, подперев щеку рукой, Ренджи задумчиво поглядывал на Киру. В общем-то, они уже порядочно потарабанились в дверь.
- Может… завтра? – Предложила Момо.
- Нет, - механическим тоном ответствовал Кира.
- Если ты продолжишь тут сидеть до открытия, у тебя будут жуткие проблемы. Наконец, меч не так-то и нужен кроме тренировок, никто не заметит. И не дадут же нам сразу после сегодня новый наряд… ну, могут дать, но всё равно мы будем утром тут как тут.
- Можно… взорвать? – Неуверенно предположила Момо и, будто, сама испугалась предположения.
- Это-то не абы какой магазинчик, - возразил Ренджи. – То есть можно сделать вид, что мы не знаем, кто его содержит… но мы знаем. Думаешь, есть резон?
Кира поднялся, встал напротив двери, не изменяя меланхолического выражения лица сложил руки на очень хорошо известный манер… и был водворён обратно на ящики.
- Не надо, Кира.
Изуру поднял меланхоличный взгляд, но поглядел куда-то за их спины. Было в его лице, бледно освещенном дальним фонарем и луной, что-то, что и их заставило оглянуться. И сжать руки на запястьях Изуру сильнее.
- Проблемы? – Осведомились оттуда, из переулка, улыбаясь. - …
- Аканна… - одними губами вторил Изуру тому же точно слову, донесшемуся от пришельца.
Ичимару Гин нахмурился на секунду, но, видно, решил, что послышалось.
- …Похоже вы совсем разучились…
- Мы…
- Гигаи! – Нашёлся Ренджи, чтобы скрыть, что дело в позорном избавлении от мечей (хотя они догадывались, что это-то как раз не секрет).
- Ярэ-ярэ. – Гин прищурился, и вдруг им троим как-то стало неуютно. Не оттого, что неудовольствие лейтенанта было обращено на них, а от странного ощущения конфронтации между этим домиком и лейтенантом Гином, когда тот взглянул на него. Было что-то такое в облике лейтенанта, проявившееся вот только сейчас вот, что наводило на мысль о вздыбленном загривке и оскале почти зверином в этой улыбке. Но только миг. - Пожалуй, возвращайтесь. Завтра заберете.
- А…
- А гигаи сложите у…
- Я без меча не уйду, - решительно успел ввернуть Изуру, запоздало, но тоже поражаясь необыкновенному добросердечию.
Это благоволение всех троих поразило глубже… нет, не глубже, но почти так же, как в своё время поразил вид Шинсо в спасшем их ударе. Но, пока перед глазами у них вертелись звёздочки, картина изменилась вновь и довольно резко.
Дверь распахнулась, показав черноту, с какой могло сравниться жерло пушки, дуло ствола и не всякая гарганта, пасть же холлоу была жалкой червоточинкой. Сделалось довольно холодно, а потом они увидели гэта, еще гэта и прониклись каким-то особенно стальным ударом трости о мостовую.
Улыбка и улыбка встретились, как удары, потом улыбка лейтенанта сделалась милой, а улыбка человека в подозрительной панаме… трудно сказать. Миг и её, поразительную, отсёк взмах веера.
- А, подумать только, какие неожиданные и приятные гости, лейтенант. Неужто служебные дела… - начал было хозяин вполне певуче и даже мягко, когда его вдруг бесцеремонно прервали, да ещё загородив собой, собственно, ценного адресата.
- Мне нужен меч, - потребовал Кира, уже не ощущавший над собой пригляда друзей.
- Кира! – Воскликнула Хинамори и едва не всплеснула руками.
Изуру, очевидно, опять был не в своей тарелке, но обнаружил перед глазами цель и был полон намерения выполнить то, зачем пришёл.
Ренджи скептически улыбнулся. Иногда рассудочность изменяла его патетическому товарищу. Всё было обычно хорошо, но не тогда только, когда непредсказуемая мысль овладевала им полностью. Тогда Кира задирал нос, временно слеп и разил во все стороны, пока не задевал цели правдами и неправдами.
- Что? Ах, ваш меч, да-да… конечно… хозяин попытался было выглянуть за плечо Изуру, но тут моментально переменил положение, вновь закрыв Ичимару Гина.
Тот улыбался и, склонив голову, наблюдал за Изуру.
- Ну хорошо… подо…
Хозяин магазинчика почти готов был двинуться вглубь, как вдруг обнаружил невозможность манёвра. Кира удерживал его за рукав и, с самым серьёзным видом, вернул обратно на место. Хозяин магазинчика попытался отвоевать рукав. Изуру попыток не заметил.
Наконец, из-под панамы сверкнул взгляд, и Кира убедился, что теперь-то всё внимание подозрительного человека принадлежит ему.
- Вам, наверное, сказали, что я закладывал свой меч, - проговорил он довольно холодно.
- Нет, что вы, впер…
- Так вот, это гнусная ложь. Если только вы поверили и могли решить, что я собираюсь…
- Заложить? Помилуйте, да я ни на минуту…
Изуру склонил голову, рассматривая торговца.
- Хорошо, - смилостивился он наконец, а потом на лице его проявились разом аристократическое пренебрежение, гордость и почти жалость. – Но раз вам наверняка были обещаны…
- Ой-ой-ой! Умоляю, умоляю вас, никакого ростовщичества! Клянусь вам, ками, я честный бизнесмен и всё, что вы наговорили… о, глубоко, невозможно оскорбительно…
Веер так и летал.
По всему, а особенно по укоризненно-снисходительному лицу Киры, было видно, что он не верит ни на грош.
- ..Ками, да что же ещё? – Веер застыл.
- Если этот щекотливый момент можно считать улаженным, можете принести мой меч. Поверьте, мне было очень неприятно услышать, что за моей спиной…
- Ни в одном глазу.
- Тогда я бы забрал его сам, с вашего позволения.
Категоричный вид торжествующего шинигами полностью отрицал возможность отказа, и хозяин магазинчика, устало взмахнув рукой, пропал из виду в глубоких тенях внутри, и Кира с ним. Замешкавшиеся Хинамори и Ренджи обнаружили, что остались одни и с лейтенантом.
Долго им ждать не пришлось.
- Что-нибудь ещё? – Тоскливо спросил хозяин, выпроваживая «гостя».
- М? Нет-нет, - рассеянно и мягко отозвался Изуру, засовывая вожделенный предмет за пояс.
Вдруг приостановился, просиял и мягко, нежно улыбнулся, заглядывая под панаму.
Хозяин магазинчика принуждённо вернул улыбку.
- …да, я ещё одно чуть не забыл… - светлый взгляд Киры стал еще яснее. – Я бы хотел оставить гигай, я вспомнил. Можно?
Он почти положил руку на плечо хозяина (но, разумеется, этого не сделал) и ищуще заглянул вглубь.
- …о, ками. Ну да… разумеется. Оставьте это… нет, позвольте я вас…. Нет же, да что же с вами… Тёссай! Тёссай, проводи этого… молодого шинигами куда-нибудь, где он может оставить гигай. Нет, нет даже. Вот лучше… м. Как вас, позвольте?
- Кира Изуру, - отозвался Кира, беззаботно глядя на его трость.
- Да, Кира Изуру. Вот вы скиньте гигай прямо здесь, и Тёссай отнесет его.
- А я не один, - улыбнулся Кира.
Владелец магазинчика всплеснул веером, и на миг взгляд сделался мученическим.
- И наши мечи, - вставил Ренджи.
- А, еще и Тёссай здесь? – Протянул лейтенант Гин, впрочем, не приближаясь.
В дверях появился громадный помощник, и очки его тускло блеснули, когда он увидел гостей. Троица шинигами последовала за ним.
Хозяин мрачно сверкнул взглядом на лейтенанта.

Когда они появились, ничего существенно не изменилось. Только хозяин скучающе опирался о притолоку, а Ичимару Гин, склонив голову, будто бы наблюдал за течением облаков в ночном небе.
- Всё закончено, хозяин. – Угрюмо проронил Тёссай.
- Да? Правда, хорошо. Закрывай магазин. Надеюсь, сегодня обойдётся без поздних гостей.
Они трое, Цукабиси, Киске Урахара и Гин скользнули друг по другу невидимыми взглядами, скрытыми.
Троица переминалась с ноги на ногу и ждала, когда их отправят вон, обратно, домой, в Готей. Эти ничего не замечали, занятые угрызениями совести перед лицом грозного начальства. Даже Изуру, который вот сейчас вернулся в осознание действительности и которого уже помаленьку шатало.
- Пока-пока, - улыбнулся лейтенант пятого отряда.
- До встречи, - обронил Урахара.
- М. Спасибо вам большое, - тепло поблагодарила Момо. – Извините, что мы доставили вам столько проблем.
Кира пробурчал что-то неопределённое.

@настроение: моя голова зависит от вспышек на солнце и магнитных бурь. Никогда не зависела, но сегодня завиcит. Завтра - особенный день.

---

13 (14?) Не спрашивать себя, почему я не занпакто.

---

Неудачный день - 2

- А давайте... - Хинамори Момо вдруг удержала их за рукава, и, склонив голову, привлекла к своему плану.
- Х-хинамори!! - Глаза у Изуру были круглые, и он растерялся.
Ренджи задумался, наконец, хмыкнул, глянул на Киру и решительно хлопнул того по плечу.
- Ты уверена, что у нас есть время? - Деловито осведомился он.
- Ну да, примерно...
- Вообще-то это сомнительная операция, - проскрипел Кира, ссутулился, пряча руки в рукава. - И вообще ты хотя бы знаешь где их достать...
Хинамори Момо решительно кивнула.
- Расслабься, Кира! - Осклабился Ренджи Абарай. - Не в бордель ведем. Ну, взялись!
И эти двое, чтобы не тратить время, ушли в шунпо, надо сказать, довольно еще медленное. Изуру помаялся с секунду, наконец, мучимый всеми плохими подозрениями, решил не отставать.

Всё время переговоров Изуру торчал снаружи, наотрез отказываясь участвовать в подобном. Впрочем, высунувшаяся из-за двери рука Абарая оперативно втянула его по уши.
Ещё через четверть часа повеселевшая троица расположилась в концептуально розовых кожаных креслах бокаловидной формы под абажуром стремительно скругленного в спираль диода, за причудливым амёбовидным стеклянным столом; слушала белый рояль, уминала мороженое и втихаря глазела на живых с разнообразными причесонами.

Эту кадку он не запомнил. И белый пиджак тоже, ни сколько пуговиц, ничего, только блеск бокала с шерри. Из-за тропической пальмы показался он и сказал:
- Аканнаа.
И с улыбкой оказался в дурацком розовом кресле, вот так вот рядом.
Лейтенант Гин.
Казалось, еще немного, и душа выберется из гигая. Они никогда в жизни не видели, чтобы человек так бледнел: его лицо сначала сделалось как рисовая бумага, даже от губ начала отливать кровь, затем вовсе похожим на снег. Он, кажется, вовсе перестыл дышать, и, словно зная об этом, а может быть, проверяя, Гин продолжал держать его за запястье и улыбался.
И улыбка сделалась еще шире, когда Кире пришлось вспомнить, как дышать. Позже он вспомнил еще одно, гигай его вообще немного душил. Точно белая холодная змея, а он списывал это на мороженое. Вообще подозрительное гайдзинское изобретение, от которого стыли жилы.
Секунду и полторы секунды происходило вот что: Кира уже почти было опрокинул и кресла, и стеклянный столик-амёбу, и… (об этом чуть ниже), когда, спустя эти секунды, всё было ровно как и прежде, только поверх запястья Киры лежали пальцы Гина, и Гин Итимару улыбался, глядя в его лицо.
Еще секунда, другая, еще чуть-чуть.
Вот рука Изуру дрогнула, может, от прикосновения, а может, Кира сдерживал новый порыв разрушить местные правила поклоном до тех пор, пока...
- Аканна... Изуру, - певуче повторил лейтенант, отнял руку и оперся о неё подбородком.
Склонил голову. Милая улыбка немного замораживала, и бледнейший Изуру, не осознавая, тронул шею пальцами.
Надо очень уважать своего командира. И иметь такую голову, какая была у него.

Судя по замиравшей руке, он готов был лишиться сознания. Они опоздали к вратам, нарушив приказ. Они бросили мечи (Кира так и не понял, как он оказался в гигае и без меча), он лично взял меньше всех холлоу, они нарушили лимит пребывания и за ними были отправлены лейтенант.
Готей-13.
Ичимару Гин убил третьего офицера едва поступив в Готей. Ичимару Гин был жесток, и то, что этого не видели доказывало то, что после него не выживали.
Надежда ослепляла.
- Кхм-э, - взял на себя Ренджи роль решительного парламентёра. - Мы как бы имели немного... Имели... Времени и решили его отметить! Лейтенант Гин!
- Вы ведь извините нас? - Огромные, сливового оттенка гипнотизирующие глаза приготовились к решающему бою.
- А, нэ... - Еще пуще улыбаясь протянул Гин, принимая из рук официантки род шерри (трое шинигами её даже не заметили, настолько она была несущественной вот сейчас и для них). - Ну вы знаете, это так нехорошо, так запаздывать... И, нет, правда, кто бы мог...
- Прошу нас извинить, капитан Гин, - подал голос Изуру, наверное, вообще находясь в собственном ином измерении.
Он перебил лейтенанта Гина в этом и назвал его капитаном... И вообще имел вид глубоко разложившегося трупа.
Ренджи и Момо синхронно обожгли расстроенного товарища, но не могли уже и двинуться с места, чтобы прикрыть неудачливого и некогда подававшего надежды товарища.
Итимару Гин вздохнул, покрутил бокал, недоуменно ткнулся носом внутрь, загадочно сморщился, наконец, ткнул пальцем в Изуру.
- Напоите его.
- Хай!! - С синхронностью выдали напряжённые первогодники, не рассуждая, чем именно (выпивки они не заказывали).
Ренджи вот-вот был готов придержать неадекватного блондина за плечи, Хинамори поискала взглядом _чем.
- Вот этим.
Гин поставил шерри на столик и улыбка казалась отсутствующе-задумчивой.
- Хай! - Начали было отвечать ретивые, несколько напуганные сотоварищи Киры, когда тот протянул бледную руку к бокалу и приподнял его.
При всём при этом он смотрелся полнейшим лунатиком, вообще не отдающим отчета в происходящем.
- Благодарю вас, я выпью, - механически и не по-живому прозвучал его голос, и Кира выпил.
- Ага, и в казармы его. - Итимару Гин поднялся, видно, совершенно потеряв интерес. И пошёл к выходу. На полпути обернулся, осклабившись.
- Бай-бай - пропел он и, показалось, будто им в глаза ударил красноватый отблеск его радужниц.
Кира вдруг вздрогнул и раскашлялся, и, пока его старались привести в чувство, кошмар и призрак растаял, пропал.
Им надо было поскорее добраться до бараков.
- Хай!! - С синхронностью выдали напряжённые первогодники, не рассуждая, чем именно (выпивки они не заказывали).
Ренджи вот-вот был готов придержать неадекватного блондина за плечи, Хинамори поискала взглядом _чем.
- Вот этим.
Гин поставил шерри на столик и улыбка казалась отсутствующе-задумчивой.
- Хай! - Начали было отвечать ретивые, несколько напуганные сотоварищи Киры, когда тот протянул бледную руку к бокалу и приподнял его.
При всём при этом он смотрелся полнейшим лунатиком, вообще не отдающим отчета в происходящем.
- Благодарю вас, я выпью, - механически и не по-живому прозвучал его голос, и Кира выпил.
- Ага, и в казармы его. - Итимару Гин поднялся, видно, совершенно потеряв интерес. И пошёл к выходу. На полпути обернулся, осклабившись.
- Бай-бай - пропел он и, показалось, будто им в глаза ударил красноватый отблеск его радужниц.
Кира вдруг вздрогнул и раскашлялся, и, пока его старались привести в чувство, пропустили, когда Гин вышел.
Им надо было поскорее добраться до бараков.

Ну-ну. А в третьей части Кира обнаружит, что заложил свой меч в лавке этого Ура Хурмы, что-то в этом роде; почти прибьёт Ренджи, смилостивится перед девушкой.

---

IV.
- Кира-кун?
- М, что это у тебя? Каами-сама, опять книги. Хинамори! Поторопись, иначе наш друг перезубрит тебя. Слушай, Академия за плечами. Что ты…
- Ч-что? – Хинамори, заглянув за плечо Киры, выпрямилась, взглянула на приятеля. – Зачем тебе это?
- Ну-ка-ну-ка… - Ренджи выхватил плотный сшитый томик из-под не сопротивлявшихся пальцев Изуру. – «Наказания». Объемистый. Хинамори, глянь, какие страсти!
- Нет-нет, спасибо. Я уже глянула.
- Да, не самое… лицеприятное зрелище. Против кого читаешь?
- Для себя, - ответил Изуру нехорошим слабым голосом. Бледность с тех пор на нём так и не разошлась.
- Ты и без того как… Как нежилец, и ещё читаешь! – Возмутился Ренджи, цепко наблюдая за Кирой. – Мы вовремя заявились тебя спасти!

Кира не сопротивлялся и здесь – вышел на свежий воздух. Друзья его не пытали. Ноги привели их под деревья на зелёный склон, и там они расположились, не обращая внимания ни на рейацу других шинигами, ни даже, пока, на друг друга или себя. Следили за медленным подъёмом солнца.
- А всё же, что тебя потянуло на такую литературу?
Изуру помедлил.
- Вы… Ведь помните, что вчера было?
- Ну… Ты немного не в себе был.
- Шерри тебя Гин напоил тоже.
- Когда будет построение… Гин-фукутайчо обязательно припомнят. Они бы уже вчера наказали, если бы не были не уверены, что мы запомним.
- Неправда, - возразил Ренджи, вдруг оглянувшись. – Надо было бы, мы ещё через десять перерождений шкурой помнили.
- Вот, - сказал Изуру. – И ты туда же.
- Я не это хотел сказать… А…
- Ну, давайте не будем об этом. Может, они нас простили уже? И…
Она вдруг вскочила, и две руки (Киры и Ренджи) неосознанно потянулись усадить её назад.
- У меня чудесная идея – я попрошу Айзена-тайчо, и всё пройдёт, вот увидите!
Её глаза сияли восторгом.
- Аайзен-таайчоо, - синхронно, хотя и в разной степени минорности протянули оба парня. Изуру не сдержался и вздохнул, Абарай досадливо покривился.
- Что? – Не поняла Момо. – Ведь правда поможет.
- Там рядом Гин-фукутайчо ходят, - угрюмо сообщил Изуру.
- Я пойду, - задумавшись о чём-то своём вызвался Абарай.
- М.
Хинамори даже присела перед ними.
- Ну вы оба…
Помолчали, не то встревоженные, не то опустошённо-спокойные.

- Так зачем? – Спросил немного сонно Ренджи, будто просто так, чтобы спросить, и, будто забыв, что стояло за вопросом.
- Они непременно накажут, - отозвался Кира, запрокинув голову и ловя на лицо лучи, пронизавшие узорочье листвы. – Вот зачем.
- …А я думаю, они всё забыли, - протянула Момо мечтательно.
- …Хотел бы наказать, уже махнул бы катаной и расчертил спину. Наверное, - пробормотал через зевок Ренджи.
- Где? Ну не там же, в Генсее? – Не понял Кира. – Вот.
- Но не будет же он тебя мучить? И тем более по книжкам?
- Если и да, ты всё равно не догадаешься, что он выберет… Скорее что-нибудь придумает. А потом отпустит.
- Очень жизнерадостно, -пробормотал Кира.
- Я бы отпустил, уже поглядев на твою рожу, - фыркнул Ренджи, растягиваясь под деревом. – Подумать только, всю ночь читать свод наказаний. Ты всю ночь читал, да?
- Бедный Изуру-кун, - вздохнула Хинамори (а это был один из очень, очень немногих разов, когда она позволяла себе так назвать его).
- Аканнаа, - послышалось певучее вдруг, и всё притихло.
Они трое застыли, как будто птицы, ощутившие змею позади.
Кира опомнился первым.
- Пора, - позвал он, вставая и туже затягивая узел оби. – Это на построение.

пере-

---

"...Это самый древний напиток... у него выдающиеся лечебные свойства: его рекомендуется использовать в качестве первого средства при любом недомогании, начиная с любовных страданий и тяжести в животе, заанчивая головной болью... Он излечил множество недугов либо позволил обойтись без лекарств. Он превосходно защищает от холода, нарушений пищеварения, а также от чрезмерной тяги к алкоголю, чаю, кофе(м?) и коле(к чему-чему?). Кроме того он помогает при избыточном весе...
...Его очень легко готовить и всегда можно взять с собой в термосе (а)..."

Что за панацея, думал я.
Зря думал: горячая вода.
(с) питание по системи пяти элементов.
...
Анх. Вот как. А я думал "диетология для бедных". Нет, чего только не прочтёшь. Интересно, это сильно гармонизует душу? Вода, вода?
А чай в больших количествах вреден... нет, когда испытываешь энергетический голод, нельзя питаться чем ни попадя.
Хорошо. Чай заменяем на воду.
Какие ещё будут пытки?

@темы: записи на полях

---

30.01.2010 в 23:41

Пишет  Superbia [der Sargmeister]:

Т5-15 Шинсо/Вабиске, "какой смешной"

---

Ему удалось, хотя я нахожу, что большинство бодрствуют сильно за то время, когда я ложусь, а около десятого часа я иду к футону.
Есть еще одно. Прежде я смотрел и чужими глазами и был рад пойти навстречу. Теперь нет. Плохо?
Теперь, когда и время сна разнится, противоречие острее.
Нет, пусть так, а хоть бы и в три пополуночи будили, сделаю, что могу.

---

Мы сегдня прекрасно потренировались. Мог бы, увидел, как лучусь энергией. Поэтому потребовалась долгая заминка. Кроме того я голоден до страшного. Решился на рыбу, но чувствую, ей не дождаться риса. В противовес вчерашней грусти, я был бодр сегодня утром и днем, и если всё будет хорошо, не утрачу духа даже с вечерней усталостью.
Тишина ли вчерашняя хорошо сказалась или другое - не знаю. Об этом отчаешься думать.

В какой-то мере возвращается = =
Ну её, делать нечего. Сегодня... угораздило часов до четырех ночи уснуть на полу. Ками. Чем кровать так провинилась, что я её бросил? Или у меня выросла любовь к холоду и жесткости? Вот прелесть. Заболею, тогда исправлюсь, не иначе.

---

Желал бы, мог бы развеселить себя десятком способов - а не желаю.
Что в том? Счастливейшее время, но печальное. Читаю, что не умаляет тоски, зато ей почти созвучно, и вдруг странно рад тишине.
Возможно оттого, что ничего бы не мог сказать о её поводе; разбавлять же шутовством чуой скуки сейчас не сумел бы, и боюсь, что вдруг потребуют.

Знаю, отказ мой увлёк бы меня, огорчил и вполне зъязвил, но был бы болезненнен. Того нет, и хорошо.
Но да жаль, и другого нет. Хотя что было бы понятно в моём молчании?

---

Что ни говори, но придется признать, резоны спать, а не что-то там еще довольно убедительны. "Почему не"... Вот потому.

---

Было сегдня в тренировке то, что довоело до душевной ломоты. Еще раз, еще раз, это повысит планку, приготовит к взятию барьера. Жутче этого мига не знаю.
Завтра начну с неудавшегося упражнения (не считая разминки) и закончу им (не считая заминки).
Трудно не перегревать голову на этом моменте: неудовольствие может многое отравить, если не отринуть его вовремя. Это хотя бы возможно)

Когда вышел из фуро, встретил гостя, оторому нужно было перекантоваться где-нибудь до вот этого времени. Исполнил пожелание, теперь проводил. Кисть сегодня не брал, хотя рассчитывал, так что оставлю назавтра.

Рука моя получила небольшую травму в "теле пястной кости". Пришлась большая нагрузка? Пройдёт.

---

В сумерки ветер нагнал туч со стороны моря, просыпал морось. Тени скрадывали сизые тона травы, обращали груды скал в свои подобия, и не могли освежить духоты, как перед грозами. Бывали ли они здесь, где время всегда отмерялось только одним, и оттого иногда прекращало ход? Редко.
Здесь был тяжелый воздух. Здесь не пропадал вечерний сумрак, и здесь редко, исчезающе редко ложились на горизонт, расцвечивая облака, отсветы молний.
Знал, но был впервые. Где-то позади, в другом измерении одного и того же мира, остались часы и минуты принадлежавшие им одним, когда всё заключалось в тишине, нарушаемой Кирой и разбавляемой его мечом.
Сражение? Поднимался ветер, вздымал внизу свинцово-черные валы. Колебал пригнувшуюся траву, улетал вверх, легкий.
- Возможно ли? – Спросишь у себя.
В руке чувство тяжести и лёгкости меча. Мокрая трава гладит щиколотки. Они не были бы здесь теперь, если бы не самое странное дело в мире.
Чу, о звено цепи ударило звено. Видит лёгкий ветер, такой же трогал голову, когда бились в ней тяжёлые волны. Полуобернувшись, увидел и смутный блеск в тяжёлой гире, и опущенную голову, и неподвижный меч в его руке.
Не верил до сих пор этой забаве.

- Тот сон…

Шаг в сторону, уход в шунпо. Хлестнёт трава, ловя поспешный шаг, удар скользящий по-над его мечом. Бил нисходяще со спины – плиты коснуться, избежать меча, тогда достать ответ. Его коснёшься – будешь ли бит, иль нет?
Предугаданный удар чуть не был пойман тёмной полосой. Не нужно принимать на меч – коснулся – всё. Как ласточкой ушёл, ударил в стопу камень. Не жди передохнуть, белая плита вдруг справа, ещё чуть-чуть…
И дробный звон: металл бьёт о металл и раз, другой, и третий. Замер, держась усилием – что он?
Не скажешь «враг» ни разу, никогда. Сражаться с сердцем? Со своей душой?
Грудь давит, вырвется дыханье, рука ударит оземь, капли смахнёт с травы. Будто бы темнеет всё вокруг? Нет, перед глазами. Но разве не схлестнулись мечи?
Повержен или нет?
Повержен ты, Вабиске – нет.
Звон цепи, рядом шаг… сон душу первым отобрал, сморив.

- Когда проснулся…

Ни вздохнуть, ни шевельнуться. Продолжен сон? Не встать. Трава, вьётся сырой ветер, тень с облаков и туч бежит, скрывается в камнях.
Рядом, Вабиске. Здесь, почти передо мной. До трещинки запомню камень, на котором ты сидел. Все перепады ткани в складки, чтобы забыть её: ту доску, разделенную в поля. Черный и белый. Ряды фигур. Я предлагал сыграть однажды, что ж, вот шахматы.

- Поверишь, ты сказал…

Свободу получу, когда черный король получит мат. Вновь выиграть. Сражениям мечей – сражения фигур предпочтены. Ты выбрал чёрный. Безнадёжный цвет.
Что было, трудно вспомнить, труднее передать. Твоей рукой фигуры шли, или я мог, ворочая рукой как штангой, передвигать игрушечных бойцов?
Ни разу. Будь чёрные пустыми, и белых – душ, пожрали б мириады, так я считал.
Я совершенный не ученик. Уж ты бы смог всё обучить стратегии, но я взгляну, и армия вразброд. Видно, я вечный пленник?
А милосердие? Был сон им. Был унесен, чтобы проснуться… там же.

- Ровно так же ты сидел…

Улыбки я твоей не помню. Всё было помрачено. И ровно так же ты указал на доску. Играли вновь. Покуда не уснул, и было дурно. Не шевельнуться, черный, белый – кругом голова, а в то же время – на плечах.
Вновь партия и безысходность. Вновь сон, вновь круг…

- Но вот мы вновь друг перед другом. Проверить и узнать, вот так, причудливым путём, как скажутся мечи и мой и твой и друг на друге. Я сон похоронил…

Однако пуще прежнего следил ударить и избежать меча. Что сон? Пусть бы и ты признал тяжелым новый вес, но быть бы и мне таким.
Вабиске, скажи, и распишу, как мы сражались. Но представь, что вдруг ворвался мой кошмар – я проиграл, как прежде преклонил колени. Ты доску разложил. Всё то же.
За кругом круг, и сон во сне за сном. Поверишь ли? Он прерывался кроме шахмат лишь для боя. Против тебя. Против себя. Мне за радость лишь одно, я не просил это прервать так радикально, как бы мог. Впрочем, иначе тоже не просил.

Невозможность, вот тот мир. В нём не проснуться, в нём не изменить игры. Предопределенность, порочный круг без выхода. В нём не было звена ошибки. Потому что ошибкой было вступить в сам круг. Ни спарринг, ни шахматы не позволяют вести сражение так, как единственно возможно для шинигами и его занпакто.

Разгадка - в невозможности сражаться против своего духовного меча.

Меч невозможно превзойти, возможно превзойти лишь себя в нём.

---

Ярэ-ярэ, нехорошо.
Кто не ждёт, тот не разочаровывается. За эту вольность поблагодарю себя в прежнее время. Осыпалась листва, вместо нее летит снег, но под ногами прежнее. Наверное, я сам тогда не понимал, как это будет важно.
Хотя думал, это будет хотя бы верно.

...
Кисть не могу выбрать для описания этого юмэ.

(???)

Потому что выиграть невозможно. Ни у Вабиске, ни в шахматы (тоже против него). Возможно, потому, что надо с ним? Но ни сражение, ни шахматы не...

В любом случае, сон сном, а интерес разрастается.

...Пожалуй, если избегать клинка, то вдруг он сам по себе вполне шикай? ...

---

Пек блины.
Они похожи на сегодняшнюю луну, но куда теплее.

---

Опять всё не нравится. Нервный.

29.01.2010 в 12:00

Пишет  [Deidara-no-Iwa]:

Нахожу, что что-то в себе мне не очень понравилось. Род выговора.
Два дня назад, я не писал, сделал круг по роще, и волосы заиндевели от дыханя. Вообще было холодно, но я дал слово себе. Обычно я предпочитаю не давать обещаний (другим). Чтобы не обламывать.
Себе даю, когда крепко подумаю о последствиях.
Но ками, ками. Когда у меня нет времени подумать хоть раз за полчаса = = и когда есть обязательства перед собой, которые есть обязатеьства перед кем-то... вот тогда...

Тогда я жалею о тишине, пустоте и спокойствии. Можно еще меч перед собой, но я буду молчать. Как я не люблю действовать. Хорошо ли оно обернется кому-то? Ну там скажут, да. Я найду, что нет. Потом решу, что не важно. Но уже задним числом.

Добродетель? Лучше я откажусь от неё, чтобы не зависеть от неё. Если уж во мне есть хоть что-то хорошее (в среднем количестве. Если думаешь, что меньше среднего, точно себе польстишь. Не иначе, хочешь видеть это среднее - большим рядом с нулем? Ну обломись), пусть так. Что бы я ни думал, что бы я ни делал. Там были душа и сердце, там была моя бедная голова, там было то, что сердило, то, что сдерживал, то, что сдерживал не.

Я отказываюсь от этого слова. Оно было безразлично мне раньше, оно будет безралично мне дальше Если оно категорично, оно не соотв. действ. Одним словом, я не стал бы себе верить.. Наконец, я предупреждал о себе.

Иэ. Не значит, что что-то произошло. Ничего. Но я посудил о себе. Особенно о самом суждении Когда голове надо проснуться, ей, очевидно, все равно о чем "посудить". Вот "я". Какая славная тема = =. Мне показалось, это не то, о чем стоило бы задуматься. Я действительно не идеален, я действительно не могу ронять планку, если её мне приписывают, но поэтому-то я должен себе напомнить, что я первый, кто роняет (не иначе как во имя отказа делать вид хоть немного благонадежный).
Это и есть отчасти тот суеверный метод. Нахожу его удобным. Выйдет нет, так нет; если да, то буду готов.

Ну и злой я. По-спокойному, но всё же. Должно быть оттого, что желал бы вести себя "достойнее", хотя = = я не знаю, что это или как это было возможно тогда. Мне придется вновь лишь довериться произошедшему и оставить за спиной.
(Или знаешь. Но сделай так, и не сдержал бы обещания себе)

***

Теперь я могу вернуться к спокойному созерцанию. Если я хотел размять руку, написав что-то, я сделал это.
Теперь подумаю о дне, выполню, что было бы хорошо выполнить.
До сих пор есть, о чем жалеть. Но раз об этом не может быть написано ни слова уже, перевернуть страницу, да и только. Возможно и очень вероятно, что я единственный, кого что-то во мне волнует. Если же я думаю, что впечатление обо мне поменялось в чьих-то глазах, то должен напомнить себе и то, что, в первую очередь, предстает мой более настощий портрет. Со стремлениями и неудачами, со стремлениями и успехами. Увы. Даже предпочитая представлять собой что-то другое... и т.д. и т.п.

В конце концов, человек всегда умирает один.
Прибавить: "люди жили, страдали и умирали", и я не буду питать тщетных желаний (будешь, но на пять минут тебе станет легче).

Ц.ц.ц. А вот лет через двадцать ты будешь представлять собой этакого типа, который уставится на эту писанину как на кучу значков. На что я отвечу, что он будет сам дурак и будет продолжать писать ровно такую же кучу значков, правда с другим содержанием.
Всё? Перед собой я убедился в своих среднейших качествах? И если да, то ищи сделать чего-то "полезного". Я слышал от других, это слово у меня теперь сходит за любимое.

Вдох и выдох. Ничего больше.

@настроение: подчайное

---

Хорошо, звание я оправдал, но запах лавров вовсе выбил из колеи. Триумфатор, да?
Какое печальное зрелище. Хотя, вспоминая строение синусоиды, я не удивлен.
Потихоньку, на подъем. Пусть сегодняшняя... расхлябанность встретит завтра полагающиеся тренировки и утреннюю медитацию. Хотя бы небольшую, поскольку - поздравлю - это позднее время сна погубит... хороший подъем.
Холодная вода взбодрит, но простудит, и с этими мыслями, да, заснуть.

---

Оленина, вяленая на ветру. Похожа на сушеную кровь и на обсидиан. По вкусу на солёную жёсткую рыбу. Этот день завершающий, как ни раздумываю, о сне ничего не могу сказать.
До темноты бы мечтал ухватить нить, до ночи - закрепить, и, как бы не было это неприятно, видимо, в ночь признать всё завершенным.
Настроен, начало положено. Держаться бы этого духа дальше, да не забывать о чае.