Письмо такое нелёгкое дело - едва начнёшь и набросаешь - так вдруг потребуется что-то от меня. Это лишь полбеды. Вернёшься, думаешь фусума запереть, то вспомнишь: чай заварен был... как со спокойствием продолжишь... так вдруг мечта возьмёт.
То вдруг задумаешься - свет и тень в этих строках - как поменять местами? Так скульптор и художник ставит свет картине, так связанный с письмом кроме рисунка строк меняет впечатленье и ритмом, и сюжетом, и другим...
Но и тут ещё не всё - дыхание души себя готово положить но начертать тот образ до конца, до буквы... будто это документ, с каким привык сражаться до страницы, до строки, до штриха в знаке! О, творчество не может так, и я, упорный, склоняю голову.

Я тут ещё два расстроен, вздохну. И тут не всё конец беде - едва скользнёт кисть по бумаге, чтоб слово передать - как рука медлит - поверять? не поверять? И нет, из глубины души не тронет кисть ни звука. Ей заповедно, чуждо прикасаться ей.
Там ей запрещено.

Останется подняться, выпить чай глотком, уйти. Смешись, татами - от тебя ни разу не бегала душа, как ускользает от моих кистей.